If we can't have it all Then nobody will || A star is born You start to fall
Чтобы объяснить, насколько они маленькие, достаточно сказать, что двое спокойно разместятся на моей ладони, устроятся с удобством. А на обеих смогут, пожалуй, переночевать все пятеро. Ладони у меня, конечно, не самые мелкие...
Это не умиление перед красивым детенышем - вряд ли они показались бы вам красивыми. Непропорциональные, не всегда чистые, слепые, с беспомощными розовыми лягушачьими лапками и такими же розовыми незрячими мордами, с полупрозрачной светлой шерсткой, с подсыхающими огрызками пуповин, они не слишком похожи на собак - скорее на крысят.
Самая маленькая - у меня в голове не укладывается, что она весит, как рюмка водки, - лезет к материнскому животу с отчаянным кряхтеньем, но там тесно и без нее. С матерью такая подлость приключилась впервые, и видно, как ей и страшно, и досадно, и обидно, что попала в такую паршивую переделку. А инстинкты тоже не спят, заставляют беспокоиться, отойти не дают от этих утомительных, странных, шевелящихся. От детей она бы и убежала - от инстинктов не выходит. Смотрит на меня обиженно и устало. Успокаиваю ее - и не такое переживают, в первый раз всегда страшно. Потом и чужих любить будешь.
Когда думаешь про этих детей, получается жутковато и навылет нежно. Слишком тонкие ребрышки под тонкой шкуркой, слишком хрупкая и тихая в них пока жизнь. Но жизнь. В этот момент лучше всего осознаешь ее ценность - даже такой маленькой, ничего не значащей в судьбах мира. Просто одно маленькое тельце в любой момент может перестать дышать. Мать ли шевельнется неудачно, не хватит ли вовремя места у соска, а то и вовсе без видимой причины. Все такое хрупкое, знаете? Поэтому дежуришь над ними, им еще нет и суток, им часов восемнадцать, не больше. Поэтому поддерживаешь тонкие лапки, суешь в глупую слепую мордочку сосок. Согреваешь дыханием. Прислушиваешься к кряхтению и писку. С трудом понимаешь, что каждый из этих пятерых станет через какие-нибудь месяцы шумной, лохматой и прыгучей собакой.
По этому поводу пусть будет Арбенина. И да здравствуют дети. Все.
Именно эта запись - такой я ее услышала, такой я ее знаю.
мало что так про любовь.
Это не умиление перед красивым детенышем - вряд ли они показались бы вам красивыми. Непропорциональные, не всегда чистые, слепые, с беспомощными розовыми лягушачьими лапками и такими же розовыми незрячими мордами, с полупрозрачной светлой шерсткой, с подсыхающими огрызками пуповин, они не слишком похожи на собак - скорее на крысят.
Самая маленькая - у меня в голове не укладывается, что она весит, как рюмка водки, - лезет к материнскому животу с отчаянным кряхтеньем, но там тесно и без нее. С матерью такая подлость приключилась впервые, и видно, как ей и страшно, и досадно, и обидно, что попала в такую паршивую переделку. А инстинкты тоже не спят, заставляют беспокоиться, отойти не дают от этих утомительных, странных, шевелящихся. От детей она бы и убежала - от инстинктов не выходит. Смотрит на меня обиженно и устало. Успокаиваю ее - и не такое переживают, в первый раз всегда страшно. Потом и чужих любить будешь.
Когда думаешь про этих детей, получается жутковато и навылет нежно. Слишком тонкие ребрышки под тонкой шкуркой, слишком хрупкая и тихая в них пока жизнь. Но жизнь. В этот момент лучше всего осознаешь ее ценность - даже такой маленькой, ничего не значащей в судьбах мира. Просто одно маленькое тельце в любой момент может перестать дышать. Мать ли шевельнется неудачно, не хватит ли вовремя места у соска, а то и вовсе без видимой причины. Все такое хрупкое, знаете? Поэтому дежуришь над ними, им еще нет и суток, им часов восемнадцать, не больше. Поэтому поддерживаешь тонкие лапки, суешь в глупую слепую мордочку сосок. Согреваешь дыханием. Прислушиваешься к кряхтению и писку. С трудом понимаешь, что каждый из этих пятерых станет через какие-нибудь месяцы шумной, лохматой и прыгучей собакой.
По этому поводу пусть будет Арбенина. И да здравствуют дети. Все.

Именно эта запись - такой я ее услышала, такой я ее знаю.
мало что так про любовь.
Спасибо, что поделился жизнью.
Но какая же ты чудесная...
Gwailome, нет, это 28-я песня
мурмурмур.