If we can't have it all Then nobody will || A star is born You start to fall
1. Опека.
Я с детства ненавидел покровительственное отношение. Вероятно, в это сложно поверить, но это так. Меня до зубовного скрежета бесил любой намек на снисходительность в тоне что родителей, что моих приятелей, что, упаси боже, подружек. Последнее вообще было за гранью добра и зла. Очаровательная леди, обзаводившаяся привычкой с сочувствующей улыбкой собирать по полу мои носки, чтобы закинуть их в стиральную машинку, не забывая сопроводить это действо ироничным комментарием, прощалась со мной самое большое спустя неделю.
В Ехо все изменилось. Сначала блистательный Джуффин, учивший меня буквально всему, от застольного этикета и до запретной магии, потом сэр Маба Калох, великий, непостижимый и вездесущий, и наконец Шурф. Шурф вел себя несколько иначе. Он не вытаскивал меня из передряг за шкирку, как угодившего в лужу щенка, он просто был рядом, практически всегда, наготове, чтобы подставить мне плечо (о руке помощи не говорю - даже несмотря на почетный статус близкого друга сэра Лонли-Локли я нечасто решался схватиться за его смертоносную перчатку) и не дать окончательно ухнуться в очередную невероятно опасную ловушку, расставленную для не в меру удачливого сэра Макса каким-нибудь беглым магистром.
- Макс, мне кажется, мне стоит пойти первым.
- Макс, твой бальзам Кахара все еще в кармане твоего лоохи, на тебе лица нет.
- Макс, тебе не следует забывать о дыхательной гимнастике, которой я тебя учил.
- Макс, я очень рад, что ты вернулся. Мы... я успел соскучиться.
В один прекрасный день, когда я понял, что без этого вездесущего внимания мне хуже, чем с ним, мне пришлось признать, что иногда опека - это не так уж и плохо.
2. Собаки.
Три часа пополуночи. Середина июня. Сбитые простыни. Блаженная дрема двоих сполна насладившихся близостью друг друга людей...
- Гав!
Мысли ворочаются лениво, они тягучи, как летний сумрак, и среди них нет способной сподвигнуть лежащего на подвиг - встать и выпустить животное в сад.
- Гав! Гав, гав!
И, словно в издевку, тоненькое:
- Ав! А-а-аав!
Мысли собираются в клубок. Клубок состоит из досады пополам с отчаянным сопротивлением раздражителю. Слабое "умолкни, зверь...", естественно, пропадает втуне.
Женщина рядом по-кошачьи потягивается. Не просто так - с определенным намеком. Марсель заставляет себя собрать волю в кулак и подчинить расслабленные мышцы. Пожалуй, это один из редких мгновений в жизни виконта Валме, когда им движет чистая, неразбавленная ненависть ко всему живому.
- С-собаки...
3. Бесприютность.
Рокэ говорит, все получилось очень глупо. Рокэ бесится и не разговаривает со мной неделями. Правда, в конце концов ему это, конечно, надоедает - больше-то тут общаться не с кем. Рокэ говорит, что ему это все надоело до кошек. Я - в первую очередь. Ему надоели эти стены, ему надоел этот освещенный чадящими факелами потолок, и да, он по горло сыт этими бесконечными Знаками. Встретив на очередной развилке указатель, он смеется и поворачивает в противоположную сторону. Замечая в тысячный раз лиловое свечение во тьме коридора, он не притрагивается к висящему на поясе мечу - просто идет навстречу скалящейся твари, и та рассыпается искрами при соприкосновении с ним.
- Бред, - говорит Рокэ.
- Иллюзия, - говорит Рокэ.
- Ты меня утомил, Окделл, - говорит Рокэ.
Но не уходит. Тысячу шансов уйти имеет, но не уходит.
А мне, понимаете, все равно. Тысяча коридоров, мириады факелов, бесконечные часы, слившиеся в одну неизменную ночь.
Мне все равно. Это все ерунда по сравнению с тем, что каждый раз, устав, я засыпаю с ним под одним плащом, и каждый раз, просыпаясь, я нахожу его рядом.
Это все ерунда по сравнению с тем, что я больше никогда не буду один.
Я с детства ненавидел покровительственное отношение. Вероятно, в это сложно поверить, но это так. Меня до зубовного скрежета бесил любой намек на снисходительность в тоне что родителей, что моих приятелей, что, упаси боже, подружек. Последнее вообще было за гранью добра и зла. Очаровательная леди, обзаводившаяся привычкой с сочувствующей улыбкой собирать по полу мои носки, чтобы закинуть их в стиральную машинку, не забывая сопроводить это действо ироничным комментарием, прощалась со мной самое большое спустя неделю.
В Ехо все изменилось. Сначала блистательный Джуффин, учивший меня буквально всему, от застольного этикета и до запретной магии, потом сэр Маба Калох, великий, непостижимый и вездесущий, и наконец Шурф. Шурф вел себя несколько иначе. Он не вытаскивал меня из передряг за шкирку, как угодившего в лужу щенка, он просто был рядом, практически всегда, наготове, чтобы подставить мне плечо (о руке помощи не говорю - даже несмотря на почетный статус близкого друга сэра Лонли-Локли я нечасто решался схватиться за его смертоносную перчатку) и не дать окончательно ухнуться в очередную невероятно опасную ловушку, расставленную для не в меру удачливого сэра Макса каким-нибудь беглым магистром.
- Макс, мне кажется, мне стоит пойти первым.
- Макс, твой бальзам Кахара все еще в кармане твоего лоохи, на тебе лица нет.
- Макс, тебе не следует забывать о дыхательной гимнастике, которой я тебя учил.
- Макс, я очень рад, что ты вернулся. Мы... я успел соскучиться.
В один прекрасный день, когда я понял, что без этого вездесущего внимания мне хуже, чем с ним, мне пришлось признать, что иногда опека - это не так уж и плохо.
2. Собаки.
Три часа пополуночи. Середина июня. Сбитые простыни. Блаженная дрема двоих сполна насладившихся близостью друг друга людей...
- Гав!
Мысли ворочаются лениво, они тягучи, как летний сумрак, и среди них нет способной сподвигнуть лежащего на подвиг - встать и выпустить животное в сад.
- Гав! Гав, гав!
И, словно в издевку, тоненькое:
- Ав! А-а-аав!
Мысли собираются в клубок. Клубок состоит из досады пополам с отчаянным сопротивлением раздражителю. Слабое "умолкни, зверь...", естественно, пропадает втуне.
Женщина рядом по-кошачьи потягивается. Не просто так - с определенным намеком. Марсель заставляет себя собрать волю в кулак и подчинить расслабленные мышцы. Пожалуй, это один из редких мгновений в жизни виконта Валме, когда им движет чистая, неразбавленная ненависть ко всему живому.
- С-собаки...
3. Бесприютность.
Рокэ говорит, все получилось очень глупо. Рокэ бесится и не разговаривает со мной неделями. Правда, в конце концов ему это, конечно, надоедает - больше-то тут общаться не с кем. Рокэ говорит, что ему это все надоело до кошек. Я - в первую очередь. Ему надоели эти стены, ему надоел этот освещенный чадящими факелами потолок, и да, он по горло сыт этими бесконечными Знаками. Встретив на очередной развилке указатель, он смеется и поворачивает в противоположную сторону. Замечая в тысячный раз лиловое свечение во тьме коридора, он не притрагивается к висящему на поясе мечу - просто идет навстречу скалящейся твари, и та рассыпается искрами при соприкосновении с ним.
- Бред, - говорит Рокэ.
- Иллюзия, - говорит Рокэ.
- Ты меня утомил, Окделл, - говорит Рокэ.
Но не уходит. Тысячу шансов уйти имеет, но не уходит.
А мне, понимаете, все равно. Тысяча коридоров, мириады факелов, бесконечные часы, слившиеся в одну неизменную ночь.
Мне все равно. Это все ерунда по сравнению с тем, что каждый раз, устав, я засыпаю с ним под одним плащом, и каждый раз, просыпаясь, я нахожу его рядом.
Это все ерунда по сравнению с тем, что я больше никогда не буду один.
Они, по ходу, ещё раз порядок проведения изменили.
А твоё - первое - очень классное, правильное. Вканонный Макс, ага. И ты тоже написала про них с Шурфом)
Второе - "с-собаки..."
Третье - фига се... Честно, не думала, что ты так прочтёшь тему, но оно офигенно. Я думала - дождь, улицы и приткнуться к кому-то под бок. А тут - лабиринт и - не один. Очень.
Вообще всё - нравится мне. Хорошее.
Я так рада, что прыгнула)
третье исполнение замечательное!
*шепотом, по секрету* Дик различных степеней нееадекватности - мой кинк!
и любые алвадики мне нравятся, а этот особенно «вечностный»))