If we can't have it all Then nobody will || A star is born You start to fall
Нахуй-нахуй.
Как же это стремно. Чем дальше, тем больше меня догоняет и я понимаю, что не знаю, как писать отчет вообще. Я ничего не хочу об этом знать.
Это была часть меня. Да, гипертрофированная, да, в ней не было очень многого хорошего, что было во мне, но все равно.
И он из всех там был настоящим живым мертвецом. Потому что живой мертвец - это не тот, у кого сердце остановилось. Это тот, у кого оно всегда было абсолютно пустым. Я не хочу это, не хочу в это, не хочу об этом думать, это очень страшно и очень безнадежно.
Когда ты получаешь страшные удары от жизни, ты можешь подняться на ноги, оправиться, обрести новый смысл и надежду.
Когда ты несчастен, ты можешь стать счастливым, жизнь может улыбнуться тебе.
Когда ты оступился, ты можешь раскаяться.
Когда ты чудовище, ты можешь исцелиться.
Но есть такие люди - я видела таких, - душа у них гладкая, как стеклянная бусина, и такая же непроницаемая. В коконе любви исключительно к себе, с высоты никогда и никем не оспоренной гордыни, привыкнув во всем и всегда винить то, что вокруг, а не то, что внутри, такая душа может остаться нетронутой до самого конца. Нетронутой ничем, я имею в виду - ни любовью, ни болью, ни верой, ничем, что может быть вообще важно в жизни, что делает человека живым. Зажмурившись, заткнув уши, человек не заметит, даже если сонм ангелов слетит к нему, чтобы собственноручно препроводить на небеса - ему это неинтересно. Чудеса могут ломиться в его дверь - он покрепче закутается в одеяло. Он не слышит и не видит. Ничто, кроме него самого и того, что может доставить ему удовольствие, не заслуживает его внимания. Никто не сможет спасти человека, если он сам совершенно не хочет спасаться. Никто не сделает его лучше, если он не сделает себя лучше сам. Никто не оживит его, если ему нравится быть мертвым.
Если, разумеется, не найдется кто-то, достаточно сильный и достаточно заинтересованный, кто просто раздавит эту красивую гладкую бусину в крошки. Тогда, может быть, что-нибудь и выйдет. Или все закончится.
А второй разбойник, Эзра, был проклят.
Как же это стремно. Чем дальше, тем больше меня догоняет и я понимаю, что не знаю, как писать отчет вообще. Я ничего не хочу об этом знать.

Это была часть меня. Да, гипертрофированная, да, в ней не было очень многого хорошего, что было во мне, но все равно.
И он из всех там был настоящим живым мертвецом. Потому что живой мертвец - это не тот, у кого сердце остановилось. Это тот, у кого оно всегда было абсолютно пустым. Я не хочу это, не хочу в это, не хочу об этом думать, это очень страшно и очень безнадежно.
Когда ты получаешь страшные удары от жизни, ты можешь подняться на ноги, оправиться, обрести новый смысл и надежду.
Когда ты несчастен, ты можешь стать счастливым, жизнь может улыбнуться тебе.
Когда ты оступился, ты можешь раскаяться.
Когда ты чудовище, ты можешь исцелиться.
Но есть такие люди - я видела таких, - душа у них гладкая, как стеклянная бусина, и такая же непроницаемая. В коконе любви исключительно к себе, с высоты никогда и никем не оспоренной гордыни, привыкнув во всем и всегда винить то, что вокруг, а не то, что внутри, такая душа может остаться нетронутой до самого конца. Нетронутой ничем, я имею в виду - ни любовью, ни болью, ни верой, ничем, что может быть вообще важно в жизни, что делает человека живым. Зажмурившись, заткнув уши, человек не заметит, даже если сонм ангелов слетит к нему, чтобы собственноручно препроводить на небеса - ему это неинтересно. Чудеса могут ломиться в его дверь - он покрепче закутается в одеяло. Он не слышит и не видит. Ничто, кроме него самого и того, что может доставить ему удовольствие, не заслуживает его внимания. Никто не сможет спасти человека, если он сам совершенно не хочет спасаться. Никто не сделает его лучше, если он не сделает себя лучше сам. Никто не оживит его, если ему нравится быть мертвым.
Если, разумеется, не найдется кто-то, достаточно сильный и достаточно заинтересованный, кто просто раздавит эту красивую гладкую бусину в крошки. Тогда, может быть, что-нибудь и выйдет. Или все закончится.
И я бы сказала, что в жизни ты прямая противоположность таким людям.
.frau Martha, и правильно, что не хватило, ну его.
Ну как. Смелость исключительно звериная, защищать свою шкуру. Трусом-то он не был, просто очень дорожил своей шкурой. Я не знаю, на самом деле, как вышло так, что он спас жену, а не сбежал один. Я думаю, одному ему было бы еще страшнее, хотя с точки зрения истории красивее было бы, конечно, если бы он сбежал один, а потом сверзился бы в овраг вместе с лошадью. Была бы достойная его смерть. Но в жизни как-то так как раз бывает - уполз, исчез, улетел в Аргентину. Как бы мне хотелось думать, что он сможет полюбить Лике, хотя бы братской любовью.
Знаешь, если они и в самом деле и дальше научатся поддерживать друг друга, будет на самом деле очень здорово, но это зависит от их взаимной доброй воли. И тут шансы есть, потому что эти Пер Гюнт и Сольвейг пока что вместе))
может, может...
Мне кажется, важно не то, каких чувств и порывов нет, а то, какие есть. Если они вообще отсутствуют, отдельный разговор, но сейчас стоит вести явно не его.
Хотя врать на исповеди нехорошоНа самом деле, эта задача просто не на кабинетку, а на игру сильно подольше.
тут ведь как.
Рива - ее сердце.
Эзра - ее мешок с деньгами.
будешь ли ты оплакивать потерю мешка с деньгами? да, но совершенно не по той же причине, по которой будешь оплакивать потерю сердца, самого дорогого.
Noordkrone, вообще, у меня со стороны было ощущение что на момент конца игры у Эзры появилась возможность для пресловутого выхода вверх. во многом из-за того как раз, что он не бросил Лике. с ее точки зрения это вообще было внезапно, мешок с деньгами неожиданно проявил человеческие чувства. и даже не только в тот момент, когда вывел из церкви, но еще раньше, когда на все попытки куда-то дернуться отвечал "сиди, видишь, Рива пришла, она здесь, все хорошо". и потом, когда держал за спиной и не давал никому приблизиться.
не то, чтобы она резко решила, что Эзра хороший и добрый, но тут он приятно удивил.
и даже если он сделал это только потому, что надо выглядить хорошим в собственных глазах - это уже начало, что ли.
Volker von Alzey, Хотя врать на исповеди нехорошо
а выдавать тайну исповеди тоже нехорошо
блуд вне брака был? был. так что изначально это даже не ложь)
и вообще, если уж на то пошло, Лике тут тоже виновата, они с Эзрой вместе продумывали, что именно тот скажет священнику.
но еще раньше, когда на все попытки куда-то дернуться отвечал "сиди, видишь, Рива пришла, она здесь, все хорошо".
Ого! На самом деле действительно создавалось впечатление, что Эзра хотя бы о Лике заботится, как умеет. Рива то умилялась, то ревновала ужасно =)
Важно не то, что блуд, важно то, что он солгал. К тому же, он лгал, что не приходил на исповедь именно поэтому (впрочем, об этом Марейн не знал, но чуял, что там что-то ещё).
Эзра - ее мешок с деньгами.
да лааадно, если бы подтвердили, что ты никак не виновата в моей смерти, деньги бы тебе достались, разве нет? мне бы жалко не было)))
это было так странно. когда Лике рыдала у него на плече, уже в конце, он, с одной стороны, жалел ее вроде, ну, плачет человек, а с другой стороны досадовал немного - сколько уже можно? что значит "не смогу без нее жить"? ну, умерла, но мы-то живы, поедем отсюда, деньги заберем, хорошо жить будем! он реально не понимал, как можно вот так убиваться, если ты только что спасся. и вот это его "у тебя есть я", "я с тобой останусь", "я тебя не брошу" - это были попытки успокоить, вернуть к действительности и ненавязчиво сказать "смотри, какой я хороший, я тебя спас, вообще герой, я сейчас гораздо важнее нее, она еще и умерла, а я живой, красивый и богатый и тут, а не там". Он еще немного стремался, но уже начинал любоваться собой)
.frau Martha,
На самом деле действительно создавалось впечатление, что Эзра хотя бы о Лике заботится, как умеет. Рива то умилялась, то ревновала ужасно =)
Рива в этом и была виновата.)) Когда в церкви Лике лишилась чувств, а Эзра стал наезжать на Оливера за то, что тот явно знал про Маркуссона - помнишь, как Рива его осадила: "Этот человек все это время поддерживает твою жену, пока ты тут треплешься!" В этот момент ему стало люто стыдно и он решил, что так себя вести нельзя - выглядеть, блин, недостойным даже в глазах любовницы жены!!11 И если до этого он был настроен на то, чтобы ходить, выяснять, призывать к ответу и вообще всячески размахивать своими полномочиями перед лицом у каждого встречного, то теперь решил, что надо заботиться о жене и быть приличным мужем (что, впрочем, ему понравилось еще сначала, когда он стал собачиться с господами на тему "и вы не отпустите беременную женщину отсюда? oh really?" Это было очень удобным аргументом. Своим положением супруга беременной жены можно было бравировать.
Про тайну исповеди - Эзре очень захотелось прижать Марейна за то, что тот с ним так жестко (и унизительно для Эзры) обошелся.
- С кем ты согрешил?
- С женщиной.
- С какой женщиной?
- ...с прачкой.
- Как ее звали? - тут Эзра уже слышит особенные интонации и ему пиздец стремно.
- Марта.
- Марта? - тут уже интонация была такая непередаваемая, что все стало понятно, сердце в пятки ушло: Марейн знает.
...
- Ты мне больше ничего не хочешь сказать?
- Ээээ нет.
- Точно?
- Ну, я могу вспомнить еще несколько мелких грехов...
- Я знаю, что ты мне врешь, и грехи тебе отпустить не могу.
- ШТО ПРОСТИТЕ?
- Я знаю, что ты солгал, и это не все.
В этот момент в голове Эзры стремительно совершается такое умозаключение: "Он знает про Матиаса. - Никто не знает про Матиаса. Мы были очень осторожны. Тем более Марейн не сплетник. НИКТО БЛИН НЕ ЗНАЛ. - Матиас к нему ходит. - Ах ты сука, я пойду и оторву тебе голову, ты меня сдал какому-то попу!!!! - Стоп, а Марейн мне дал это понять. Из-за слов Марейна я точно понял, что это Матиас. Я могу пойти сейчас и убить Матиаса потому, что Марейн мне его сдал. - Марейн предал его доверие! - Марейн нарушил тайну исповеди! - Пойду, расскажу всем, что Марейн налево и направо посвящает всех в секреты, узнанные им на исповеди!"
Так что...
хотя, если бы после смерти Эзры удалось быстро найти себе еще одну удачную партию, она бы тоже была только рада. но в этот конкретный вечер слишком много уж всего навалилось, она сейчас даже в своем любимом подполье толком не сможет участвовать, устала, страшно ей.
да и потом, с Эзрой уже как-то привычнее, что ли. они быстро сошлись на счет своих взглядов на жизнь и на невмешательство в жизнь друг друга, а вдруг со следующим не настлько повезет?
и в случае чего, кстати, очень удобно аппелировать к супругу. "я посоветуюсь с супругом, прежде чем выделить вам требуемую сумму денег" - то есть, это, типа, не я такая жадная бабло не даю, я бы с радостью, это супруг не хочет, а я как бы и не при чем. если ты сильная богатя вдова, этот удобный аргумент пропадает
а насчет того, кому достанутся деньги - я вот сейчас точно не помню, это мне надо покопаться в конспектах по праву Северной Европы позднего Средневековья
(один раз студент-историк - всегда студент-историк, даже когда уже не студент), но по-моему жена наследует далеко не все состояние собственного мужа. особенно если есть другие наследники мужского пола.Ну тут ведь как... Его жены никто не был достоен
Аргумент отличный! Мы с Эзрой одобряем такую изобретательность)
Других сыновей и вообще других детей у отца нет. Про братьев не знаю.
Хотя боже, мы все равно почти разореныты ж моя радость
Noordkrone, Бежать в Антверпен он был готов с Оливером, конечно
нихрена себе! а он такое предлагал?)
Хотя боже, мы все равно почти разорены
кстати, а Эзра по игре-то эту информацию узнал?
Да, аппелировать к супругу очень круто, потому что все в итоге можно на него и свалить. Но нечестно заработанное господин де Форйяр все-таки не увидит, бгг. И остается надеяться, что Эзра в целом тоже, потому что будет своеобразная ирония в том, что деньги, нажитые на торговле фальшивыми мощами, в итоге уйдут на восстание протестантов)
*задумалась о плюсах и минусах путешествий с упырями*
не узнал))) но мы-то знаем!! так или иначе, когда они приедут под утро домой, они все выгребут ценное из дома и уедут, и записки небось не оставят, если только Лике не подумает об этом)
.frau Martha, вот! А Эзре это очень важно)))