If we can't have it all Then nobody will || A star is born You start to fall
АПД Как-то вдруг захотелось это поднять. 
Заявка 2: "Астэра"|"Ноордкроне". Провожать в последний путь
Жанр: романс, драма
Размер: мини
Рейтинг: G
Предупреждения: оно странное и неумеренно пафосное... Но автор воспринял и воскурил именно так(
читать дальшеМоряки любят говорить красивые слова про свои корабли... Моряки вообще любят красиво говорить, в том числе и без повода, но это другое. Корабли свои они и правда любят. А те, в свою очередь, отвечают им взаимностью. Как правило, корабль с капитаном схожи характерами - тогда и дольше, и удачнее будет плавание, вне зависимости от того, рейд ли это, фрахт ли, сражение... Он мало говорит и много видит. Он чувствует меня, как я чувствую его, и, я знаю, он дорожит мною... Я молю Море, единое для всех нас, о невозможности подвести его.
Мы с ним похожи - ни я, ни он не способны и помыслить свою жизнь без моря. Но мне-то простительно - Море мой дом и моя родина, а ему... А его я за это люблю. Он ветер, он звезда с верхушки моей грот-мачты, он смех, который не позволяет обвиснуть моим парусам. Мы с ним похожи - он тоже не мыслит себя без движения, без полета. И я точно знаю - он лучший. И он - мой, как я - его. Его девочки хранят нас обоих, а я буду хранить его, пока мою палубу навсегда не укроют зеленые волны.
Я помню, как сошла с благословенных верфей Метхенберга в один из свинцовых весенних дней безымянного года, но мое крещение меркнет перед днем, когда он впервые взошел на мою палубу. Тогда - редкость! - светило солнце, и доски моей палубы подсыхали, отдыхая от дождей, а зарифленные паруса завидовали им, не имея возможности глотнуть ни солнца, ни ветра... Почувствовав его уверенный, четкий шаг, я поняла, что это тот самый человек, для которого я сошла со стапелей. К счастью или несчастью, наше деревянное, обкатанное соленой водой сердце отдается лишь дважды... Первый раз - человеку. Последний - Морю.
Я была любимым детищем этих веселых говорливых ребят, что трудились тогда в одном из марикьярских портов, название которого мне благополучно удалось забыть. Мои доски жадно пили солнце и ром, что обильно проливался из опрокинутых в спешке бутылок. Кажется, этот запах навсегда впитался в них. Крестили меня тоже шумно, и тот, что смеялся громче всех, разбил о мой борт бутылку лучшей "Крови", прокричав мое имя. Это был мой день. И это, определенно, была любовь с первого взгляда. Потому что он был счастлив так же, как и я, летая по палубе и вантам, как мальчишка.
Если быть честной, мне не слишком часто приходилось выходить из порта - поначалу. Я знала, что у него были дела на суше, но принять это было сложно - нам никогда не понять жизни вдали от сияния волн. Мне и в порту-то было не по себе, и страшно было даже представить, что чувствует он, находясь в десятках лиг от Моря. Пожалуй, я ревновала его. Однако, когда он поднимался на борт и шептал мое имя, я знала, что это то, что для него важнее жизни. Ноордкроне.
Сейчас бы я, пожалуй, возмутилась, если бы меня стали гонять так, как гоняли в те годы, когда он был еще простым капитаном. Хотя нет, не возмутилась бы. Ни за что. Ничто не сравнится с моментом, когда он взлетает на мостик, пробегая кончиками пальцев по перилам трапа, и зовет меня по имени, как зовет ветер... И мне хочется рваться вперед, в бой, навстречу любым ядрам и штормам, потому что это то, что он любит больше жизни. Астэра.
Я помню, он был взволнован в тот день. Я не сразу поняла, что изменилось, мы шли полным ходом при отличном ветре, рейд был относительно спокойным... я не понимала, в чем дело, пока на горизонте не показались они. Стройные хищные силуэты под чужими штандартами... Я поняла, что будет бой. Это была не первая стычка в моей жизни, но первый серьезный бой. Их было двадцать вымпелов. Двадцать повернутых к нам бортов. Бессчетное количество оскалившихся орудиями портов. Мне не было страшно. Я думала, как нелепо то, что их называют лягушками - разве у лягушек есть эта хищная грация, эта точеная ненависть? Да, мне никогда не было понятно, за что мы деремся, за что погибаем. За что они так ненавидят нас. Но я знала, что это нужно ему, а остальное было, право же, неважно. Мы развернулись бортами, принимая бой. Тогда я увидела ее. Не знаю, что заставило меня обратить на нее внимание, но она словно выделялась среди них всех. Была легче, ярче... и она смеялась. Ветром в недозарифленных парусах, оскаленными жерлами орудий, сверкающими в лучах заката мокрыми бортами... Она не ненавидела. И я поняла, что отныне есть нечто третье, что я буду вспоминать долгими днями простоя в порту... Его, Море, и ее. А потом начался бой, раскаленный металл и пороховой дым, и мы сошлись практически борт к борту, и ее капитан с сумасшедшими глазами и шквалом в волосах отсалютовал моему, а мы поздоровались залпами в упор.
Когда в парусах ветер, мне все равно, куда мы идем. Я просто не замечаю направление, когда главное - скорость. Я знаю, что не погибну, пока он стоит на мостике и ветер поет ему о свободе. Кажется, опасные рифы и отмели сами обходят нас, шарахаясь от нашего стремительного бега. А они - не уходят. Они вырастают впереди, расчерчивая линию горизонта идеально ровными вертикалями мачт. Мне на мгновение становится не по себе, но он весел и явно ожидал этого - и я продолжаю лететь вперед. Изящный разворот, "все вдруг", разумеется, но мы делаем это четче и изящнее всех. И я уже не вижу товарищей, выстроившихся рядом со мной, я обращаю внимание на гусей. Гуси - они и есть гуси, приземистые, неуклюжие. Но - странно - на сей раз среди них затесался лебедь. Марикьяре не могут пройти мимо точеных линий и стройного силуэта... Она - будто в центре, и я понимаю, что, кажется, впервые мне будет жаль, что чьи-то бока продырявят мои ядра. Она тоже замечает меня, и мы сходимся борт к борту, и я вижу ее капитана, такого же стройного и строгого, как она. Я бью полным бортовым.
К очередному походу готовились долго. Подтягивали силы, все теснее становилось в портах и прибрежных водах. Люди суетились, волновались. Он тоже был беспокоен, и я чувствовала, что не напрасно. Что-то шло не так, с самого начала не так, в самый исток закралось нечто, замутившее волны и подернувшее моросью небо. Так было в первый день похода. После свежий попутный ветер, кажется, разогнал дурные предчувствия, и можно было отдаться стремительному бегу и его уверенной руке, направляющей, я это знала, не только меня - десятки подобных мне. Мы быстро добрались до цели - мрачного городка с песчаными побережьями и маленькими домами, на котором лежала тень стражем высящейся над заливом горы. А дальше было ожидание. Мучительное настолько, что, казалось, взорвись крюйт-камера - и то было бы легче. Мы ждали, то подходя, то отдаляясь. Они тоже ждали. До того дня.
Мы с ним еще ни разу не защищали наш город. Не родной для меня, но дом - для него, а следовательно - наш. Нам была отведена лучшая роль в грядущей мистерии - выстоять, не дав "гусям" понять, что за нашей спиной - не только огрызающийся береговыми батареями город, но и сила, которая разобьет их в щепу. "Мы выстоим", - шептал он, и это было чем-то самим собой разумеющимся. Нас было немного, но мы были лучшими. Враг дразнил, заходя в бухту и сбегая тотчас же, стоило нам заметить его. А его ведьмы ластились о борта, но были злы, как никогда. Были злы, как мы. Они... они пришли убивать нас.И наконец им надоело бегать. Это была атака.
Первые залпы, первые часы не были нашими. Мы смотрели, как решетят ядрами и картечью борта защитников Хексберг. Они огрызались, огрызались яростно. Они были красивы - особенно те двое. Наши звали ее "Закатной тварью", но это не было ее именем. Ее звали "Астэра", ее звали так же, как ведьм, шквалом рвущих наши паруса и зло смеющихся в снастях. Он тоже стоял и смотрел. Это было еще хуже ожидания - смотреть, как они погибают, не имея не единого шанса. А потом западня захлопнулась. И шансов не осталось уже у нас.
Нам весело. Мы сходим с ума, мир сходит с ума, и нам так весело, что даже не больно. Металл с легкостью прошивает дерево, но что с того? Он смеется, и я счастлива! Гуси, кажется, не ожидали такого напора, ха, они пятятся... нет, всего лишь окружают нас. Я невольно ищу ту, что запомнилась мне в прошлый раз... Ее имя - Ноордкроне. Ее нет среди них. И мы деремся, как львы. Ну и что, что их больше? Зато им нечем кусаться - прааааво слово, откуда у гусей зубы? Он считает так же, и смеется, смеется... Смеется, и когда показывается на горизонте эскадра. Наконец-то!
Солнце заходит, и я понимаю, что нам не выбраться. Двое заходят с бортов. Он падает, и мне больно так, как никогда раньше. Прости, прости, я не вынесу тебя отсюда. Не тебя и никого.
Атаковать - легко и приятно, и гораздо привычнее, чем отбиваться. Видимо, они считают так же, щерятся пушками, плюются картечью - вдвое яростней. Я наконец замечаю ее, только когда он кричит своему помощнику, что, видать, "корона" скоро пойдет ко дну вместе со своим адмиралом... Ее берут в тиски двое. Двое ломают мачты, одну за одной, рвут паруса и методично фаршируют ядрами идеальный корпус. Кэцхен бросает ее открытую корму прямо под огонь. Она погибает, и все равно продолжает стрелять. Она погибает, а бой перестает быть праздником. Она погибает, а больно почему-то мне. Последний залп - последним салютом. Пусть волны нашептывают тебе сладкие сны.
запись создана: 03.08.2011 в 21:57
Заявка 2: "Астэра"|"Ноордкроне". Провожать в последний путь
Жанр: романс, драма
Размер: мини
Рейтинг: G
Предупреждения: оно странное и неумеренно пафосное... Но автор воспринял и воскурил именно так(
читать дальшеМоряки любят говорить красивые слова про свои корабли... Моряки вообще любят красиво говорить, в том числе и без повода, но это другое. Корабли свои они и правда любят. А те, в свою очередь, отвечают им взаимностью. Как правило, корабль с капитаном схожи характерами - тогда и дольше, и удачнее будет плавание, вне зависимости от того, рейд ли это, фрахт ли, сражение... Он мало говорит и много видит. Он чувствует меня, как я чувствую его, и, я знаю, он дорожит мною... Я молю Море, единое для всех нас, о невозможности подвести его.
Мы с ним похожи - ни я, ни он не способны и помыслить свою жизнь без моря. Но мне-то простительно - Море мой дом и моя родина, а ему... А его я за это люблю. Он ветер, он звезда с верхушки моей грот-мачты, он смех, который не позволяет обвиснуть моим парусам. Мы с ним похожи - он тоже не мыслит себя без движения, без полета. И я точно знаю - он лучший. И он - мой, как я - его. Его девочки хранят нас обоих, а я буду хранить его, пока мою палубу навсегда не укроют зеленые волны.
Я помню, как сошла с благословенных верфей Метхенберга в один из свинцовых весенних дней безымянного года, но мое крещение меркнет перед днем, когда он впервые взошел на мою палубу. Тогда - редкость! - светило солнце, и доски моей палубы подсыхали, отдыхая от дождей, а зарифленные паруса завидовали им, не имея возможности глотнуть ни солнца, ни ветра... Почувствовав его уверенный, четкий шаг, я поняла, что это тот самый человек, для которого я сошла со стапелей. К счастью или несчастью, наше деревянное, обкатанное соленой водой сердце отдается лишь дважды... Первый раз - человеку. Последний - Морю.
Я была любимым детищем этих веселых говорливых ребят, что трудились тогда в одном из марикьярских портов, название которого мне благополучно удалось забыть. Мои доски жадно пили солнце и ром, что обильно проливался из опрокинутых в спешке бутылок. Кажется, этот запах навсегда впитался в них. Крестили меня тоже шумно, и тот, что смеялся громче всех, разбил о мой борт бутылку лучшей "Крови", прокричав мое имя. Это был мой день. И это, определенно, была любовь с первого взгляда. Потому что он был счастлив так же, как и я, летая по палубе и вантам, как мальчишка.
Если быть честной, мне не слишком часто приходилось выходить из порта - поначалу. Я знала, что у него были дела на суше, но принять это было сложно - нам никогда не понять жизни вдали от сияния волн. Мне и в порту-то было не по себе, и страшно было даже представить, что чувствует он, находясь в десятках лиг от Моря. Пожалуй, я ревновала его. Однако, когда он поднимался на борт и шептал мое имя, я знала, что это то, что для него важнее жизни. Ноордкроне.
Сейчас бы я, пожалуй, возмутилась, если бы меня стали гонять так, как гоняли в те годы, когда он был еще простым капитаном. Хотя нет, не возмутилась бы. Ни за что. Ничто не сравнится с моментом, когда он взлетает на мостик, пробегая кончиками пальцев по перилам трапа, и зовет меня по имени, как зовет ветер... И мне хочется рваться вперед, в бой, навстречу любым ядрам и штормам, потому что это то, что он любит больше жизни. Астэра.
Я помню, он был взволнован в тот день. Я не сразу поняла, что изменилось, мы шли полным ходом при отличном ветре, рейд был относительно спокойным... я не понимала, в чем дело, пока на горизонте не показались они. Стройные хищные силуэты под чужими штандартами... Я поняла, что будет бой. Это была не первая стычка в моей жизни, но первый серьезный бой. Их было двадцать вымпелов. Двадцать повернутых к нам бортов. Бессчетное количество оскалившихся орудиями портов. Мне не было страшно. Я думала, как нелепо то, что их называют лягушками - разве у лягушек есть эта хищная грация, эта точеная ненависть? Да, мне никогда не было понятно, за что мы деремся, за что погибаем. За что они так ненавидят нас. Но я знала, что это нужно ему, а остальное было, право же, неважно. Мы развернулись бортами, принимая бой. Тогда я увидела ее. Не знаю, что заставило меня обратить на нее внимание, но она словно выделялась среди них всех. Была легче, ярче... и она смеялась. Ветром в недозарифленных парусах, оскаленными жерлами орудий, сверкающими в лучах заката мокрыми бортами... Она не ненавидела. И я поняла, что отныне есть нечто третье, что я буду вспоминать долгими днями простоя в порту... Его, Море, и ее. А потом начался бой, раскаленный металл и пороховой дым, и мы сошлись практически борт к борту, и ее капитан с сумасшедшими глазами и шквалом в волосах отсалютовал моему, а мы поздоровались залпами в упор.
Когда в парусах ветер, мне все равно, куда мы идем. Я просто не замечаю направление, когда главное - скорость. Я знаю, что не погибну, пока он стоит на мостике и ветер поет ему о свободе. Кажется, опасные рифы и отмели сами обходят нас, шарахаясь от нашего стремительного бега. А они - не уходят. Они вырастают впереди, расчерчивая линию горизонта идеально ровными вертикалями мачт. Мне на мгновение становится не по себе, но он весел и явно ожидал этого - и я продолжаю лететь вперед. Изящный разворот, "все вдруг", разумеется, но мы делаем это четче и изящнее всех. И я уже не вижу товарищей, выстроившихся рядом со мной, я обращаю внимание на гусей. Гуси - они и есть гуси, приземистые, неуклюжие. Но - странно - на сей раз среди них затесался лебедь. Марикьяре не могут пройти мимо точеных линий и стройного силуэта... Она - будто в центре, и я понимаю, что, кажется, впервые мне будет жаль, что чьи-то бока продырявят мои ядра. Она тоже замечает меня, и мы сходимся борт к борту, и я вижу ее капитана, такого же стройного и строгого, как она. Я бью полным бортовым.
К очередному походу готовились долго. Подтягивали силы, все теснее становилось в портах и прибрежных водах. Люди суетились, волновались. Он тоже был беспокоен, и я чувствовала, что не напрасно. Что-то шло не так, с самого начала не так, в самый исток закралось нечто, замутившее волны и подернувшее моросью небо. Так было в первый день похода. После свежий попутный ветер, кажется, разогнал дурные предчувствия, и можно было отдаться стремительному бегу и его уверенной руке, направляющей, я это знала, не только меня - десятки подобных мне. Мы быстро добрались до цели - мрачного городка с песчаными побережьями и маленькими домами, на котором лежала тень стражем высящейся над заливом горы. А дальше было ожидание. Мучительное настолько, что, казалось, взорвись крюйт-камера - и то было бы легче. Мы ждали, то подходя, то отдаляясь. Они тоже ждали. До того дня.
Мы с ним еще ни разу не защищали наш город. Не родной для меня, но дом - для него, а следовательно - наш. Нам была отведена лучшая роль в грядущей мистерии - выстоять, не дав "гусям" понять, что за нашей спиной - не только огрызающийся береговыми батареями город, но и сила, которая разобьет их в щепу. "Мы выстоим", - шептал он, и это было чем-то самим собой разумеющимся. Нас было немного, но мы были лучшими. Враг дразнил, заходя в бухту и сбегая тотчас же, стоило нам заметить его. А его ведьмы ластились о борта, но были злы, как никогда. Были злы, как мы. Они... они пришли убивать нас.И наконец им надоело бегать. Это была атака.
Первые залпы, первые часы не были нашими. Мы смотрели, как решетят ядрами и картечью борта защитников Хексберг. Они огрызались, огрызались яростно. Они были красивы - особенно те двое. Наши звали ее "Закатной тварью", но это не было ее именем. Ее звали "Астэра", ее звали так же, как ведьм, шквалом рвущих наши паруса и зло смеющихся в снастях. Он тоже стоял и смотрел. Это было еще хуже ожидания - смотреть, как они погибают, не имея не единого шанса. А потом западня захлопнулась. И шансов не осталось уже у нас.
Нам весело. Мы сходим с ума, мир сходит с ума, и нам так весело, что даже не больно. Металл с легкостью прошивает дерево, но что с того? Он смеется, и я счастлива! Гуси, кажется, не ожидали такого напора, ха, они пятятся... нет, всего лишь окружают нас. Я невольно ищу ту, что запомнилась мне в прошлый раз... Ее имя - Ноордкроне. Ее нет среди них. И мы деремся, как львы. Ну и что, что их больше? Зато им нечем кусаться - прааааво слово, откуда у гусей зубы? Он считает так же, и смеется, смеется... Смеется, и когда показывается на горизонте эскадра. Наконец-то!
Солнце заходит, и я понимаю, что нам не выбраться. Двое заходят с бортов. Он падает, и мне больно так, как никогда раньше. Прости, прости, я не вынесу тебя отсюда. Не тебя и никого.
Атаковать - легко и приятно, и гораздо привычнее, чем отбиваться. Видимо, они считают так же, щерятся пушками, плюются картечью - вдвое яростней. Я наконец замечаю ее, только когда он кричит своему помощнику, что, видать, "корона" скоро пойдет ко дну вместе со своим адмиралом... Ее берут в тиски двое. Двое ломают мачты, одну за одной, рвут паруса и методично фаршируют ядрами идеальный корпус. Кэцхен бросает ее открытую корму прямо под огонь. Она погибает, и все равно продолжает стрелять. Она погибает, а бой перестает быть праздником. Она погибает, а больно почему-то мне. Последний залп - последним салютом. Пусть волны нашептывают тебе сладкие сны.
запись создана: 03.08.2011 в 21:57
@темы: Отблески Этерны