If we can't have it all Then nobody will || A star is born You start to fall
Я старался и я горд, хотя вышло оосно... но биография - почти как фанфег))))) И я таки поняла, что Дика ну тааак хочется любить... Игра оос, ау... Мой Дик будет хорошим. Адекватным. Dixi.
Тыц!3. Внешность персонажа.
Крепкий, северный костяк – конечно, до братьев Катершванцев Дику далеко, но вот с тем же Паоло, гибким и тонким, как прибрежный тростник, в изяществе ему не сравниться. Рослый, но худощавый – во-первых, от рождения, он с раннего детства разительно отличался телосложением от пухлого и рыхлого Наля, а во-вторых, на лаикских хлебах особо весу не наберешь. Потому за полгода Ричард стал поджар, бледен и зол. Впрочем, это уже другая сказка.
Глаза – серебристо-серые, довольно большие и о-очень выразительные. Чаще всего выражают чувство оскорбленного достоинства и замкнутую угрюмость. Часто, да не всегда.
Волосы мягкие, прямые, пепельно-русые. Достаточно послушные, тем более сейчас, после Лаик, длинной шевелюрой не похвастаться.
Черты лица правильные, но не сказать, чтобы юноша был красив – скорее, это можно назвать «приятной внешностью», что, вкупе с обаянием, могло бы сложиться в весьма привлекательный образ.
Что характерно, фамильный нос с горбинкой, которым отсвечивал что покойный Эгмонт, что дядюшка Эйвон, что Наль, Дик не унаследовал – нос у него некрупный, аккуратный и вполне прямой.
Относительно тонкие губы и бледная северная кожа, легко обгорающая на солнце.
На правом плече есть старый шрам – в раннем детстве покусал пес из тогда еще не разбежавшейся своры, когда Дикону приспичило пойти «покормить собачек», вооружившись шматом сырого мяса.
4. Характер персонажа.
Упрям. Наивен. Честен. Быстро и успешно учится – если учить. Легко смущается и краснеет. Вспыльчив и совершенно не умеет держать лицо – все мысли и эмоции написаны на нем крупными буквами. Горд. Склонен к предрассудкам и негибок, не способен быстро менять мнение о человеке/явлении, для переустройства мировоззрения требуется довольно продолжительное время и большие усилия. Привязчив. Доверчив и скрытен одновременно. В детстве очень сильно недобрал ласки и тепла, и теперь бессознательно ищет кого-то, кто смог бы восполнить ему эту недостачу. В реалиях настоящего времени оптимизмом не отличается. Восприимчив и чувствителен. Обидчив, причем от обиды помимо воли накатывают слезы, что его жутко злит – он считает, что слезы недостойны мужчины. Хочет видеть в людях лучшее, на деле же видит только то, что укладывается в заложенные с детства представления о вещах. Впечатлителен. Спит очень чутко. Почти каждую ночь видит сны, часто – кошмары. Обстоятельства сложились так, что характер в основном проявляется не с лучших сторон – к примеру, ни природной смешливости, ни чуткой заботливости и ласковости в нем не заметишь, хотя они и есть.
Письма из дома получать не любит и вскрывает их с тяжелой душой – что писать матери, он не знает. Письма Айри радуют, но тут Дик тоже в растерянности – расстраивать сестру жаль, а ни о чем хорошем писать не получается.
5. Биография персонажа.
Ничего любопытного в жизни Ричарда, до приезда в Олларию, не случилось. Родился, жил в родовом замке, любил родителей (отца – больше, мать – поменьше, хотя, как «хороший мальчик», не позволял себе задумываться об этом) и сестренок, потерял отца, не вполне тогда осознав случившееся. Осознание пришло позже – с воплями Мирабеллы, рядом с которой неожиданно пришлось стать «герцогом», «взрослым мальчиком», «достойным сыном своего отца», «надеждой Талигойи» и даже – это пугало – «мужчиной». В одиннадцать, двенадцать лет быть мужчиной – страшно. Страшно было, когда у герцогини случались «припадки», попросту говоря – истерики, когда олларовские прихвостни с каменными рожами переворачивали вверх дном весь дом, походя топчась на имени отца... Страшно было, когда малютка Айри задыхалась у него на руках от проявившейся неожиданно и так некстати наследственной болезни, а мать только плакала и ничем не могла помочь. А потом Ричард и сам слег, заболев после очередного ночного бдения, коленками на ледяном каменном полу... Тогда, помнится, ему было страшнее всего – когда ком вставал в горле, и в глазах темнело оттого, что нельзя ни вдохнуть, ни выдохнуть, и страх вцеплялся паникой в сердце, и тряс, тряс... да нет, это сам Ричард трясся в мучительном ознобе, продышавшись, наконец, и все равно не умея согреться под тяжелыми холодными одеялами. Тогда он как-то, после очередного приступа, прохрипел матери: «Лучше бы я умер уже...». И вздрогнул от первой в своей жизни пощечины. Мать хлопнула дверью, бросив на прощание – «Окделлы никогда не были трусами», а Ричард лежал, забыв плакать, и думал с мрачной обреченностью, что теперь, наверное, совсем не любит маму. Правда, у него хватило ума никому об этом своем открытии не сказать.
Дальше было много дней и месяцев. То лучше, то хуже, то лето, то зима, начались уроки, короткие верховые прогулки на короткохвостых мохнатых лошадках, которых Дик про себя почитал лучшими существами во всей Кэртиане, утренние тренировки на рапирах, которые – с каждым разом, с каждым успехом все больше – наполняли душу звенящим и волшебным «я все могу»... Ричард с природным простодушием наслаждался жизнью, как мог. Ему даже было хорошо. Но счастье, что никому не пришло в голову спросить мальчика, счастлив ли он – это, должно быть, заставило бы его невесело задуматься...
А Дик рос, и совершенно не думал ни о Талигойе, ни об узурпаторах, ни о Людях Чести и их подлых врагах... не хотелось. Пока не пришло время собираться в Лаик. Матушка долго страдала и сомневалась, пока, наконец, с мрачной решимостью не объявила, что полностью перекладывает это решение на плечи старшего мужчины в роду – то бишь дядюшки Эйвона. Старый Ларак решил в пользу Лаик, конечно. И началось... Беседы утренние, беседы послеобеденные, беседы вечерние, наставления, поучения, советы, наказы... Дик внимал с обреченностью приговоренного и верил, безоговорочно верил всему – а как иначе? В Олларию ощутимо не тянуло, благодаря многим и многим часам запугивания и нагнетания столица представлялась эдаким клубком копошащихся то ли змей, то ли червей, а то и вовсе странных, только в трактатах виденных тварей – ызаргов. И над всем этим, как квинтэссенция подлости и злобы, возвышался Рокэ Алва – почти мифическая фигура, потомственный предатель, подлец, негодяй и убийца... Убийца отца. Ричард еще в детстве не раз просыпался в холодном поту, выныривая из кошмарных снов, где за ним приходило это существо, не то Леворукий во плоти, не то Тварь Закатная, не то вовсе – мармалюка. Теперь, конечно, все было прозаичнее. Была столица, был король-узурпатор на троне и два его ближайших пособника – Рокэ Алва и Квентин Дорак, самозваный кардинал. Убийца и интриган. Негодяй и подлец. Два крыла Зла в Талигойе, которую они трусливо обозвали Талигом. Дик уже знал, какова будет цель его жизни... Для этого нужно было всего ничего – немного подрасти... Дик был готов ждать.
Тыц!3. Внешность персонажа.
Крепкий, северный костяк – конечно, до братьев Катершванцев Дику далеко, но вот с тем же Паоло, гибким и тонким, как прибрежный тростник, в изяществе ему не сравниться. Рослый, но худощавый – во-первых, от рождения, он с раннего детства разительно отличался телосложением от пухлого и рыхлого Наля, а во-вторых, на лаикских хлебах особо весу не наберешь. Потому за полгода Ричард стал поджар, бледен и зол. Впрочем, это уже другая сказка.
Глаза – серебристо-серые, довольно большие и о-очень выразительные. Чаще всего выражают чувство оскорбленного достоинства и замкнутую угрюмость. Часто, да не всегда.
Волосы мягкие, прямые, пепельно-русые. Достаточно послушные, тем более сейчас, после Лаик, длинной шевелюрой не похвастаться.
Черты лица правильные, но не сказать, чтобы юноша был красив – скорее, это можно назвать «приятной внешностью», что, вкупе с обаянием, могло бы сложиться в весьма привлекательный образ.
Что характерно, фамильный нос с горбинкой, которым отсвечивал что покойный Эгмонт, что дядюшка Эйвон, что Наль, Дик не унаследовал – нос у него некрупный, аккуратный и вполне прямой.
Относительно тонкие губы и бледная северная кожа, легко обгорающая на солнце.
На правом плече есть старый шрам – в раннем детстве покусал пес из тогда еще не разбежавшейся своры, когда Дикону приспичило пойти «покормить собачек», вооружившись шматом сырого мяса.
4. Характер персонажа.
Упрям. Наивен. Честен. Быстро и успешно учится – если учить. Легко смущается и краснеет. Вспыльчив и совершенно не умеет держать лицо – все мысли и эмоции написаны на нем крупными буквами. Горд. Склонен к предрассудкам и негибок, не способен быстро менять мнение о человеке/явлении, для переустройства мировоззрения требуется довольно продолжительное время и большие усилия. Привязчив. Доверчив и скрытен одновременно. В детстве очень сильно недобрал ласки и тепла, и теперь бессознательно ищет кого-то, кто смог бы восполнить ему эту недостачу. В реалиях настоящего времени оптимизмом не отличается. Восприимчив и чувствителен. Обидчив, причем от обиды помимо воли накатывают слезы, что его жутко злит – он считает, что слезы недостойны мужчины. Хочет видеть в людях лучшее, на деле же видит только то, что укладывается в заложенные с детства представления о вещах. Впечатлителен. Спит очень чутко. Почти каждую ночь видит сны, часто – кошмары. Обстоятельства сложились так, что характер в основном проявляется не с лучших сторон – к примеру, ни природной смешливости, ни чуткой заботливости и ласковости в нем не заметишь, хотя они и есть.
Письма из дома получать не любит и вскрывает их с тяжелой душой – что писать матери, он не знает. Письма Айри радуют, но тут Дик тоже в растерянности – расстраивать сестру жаль, а ни о чем хорошем писать не получается.
5. Биография персонажа.
Ничего любопытного в жизни Ричарда, до приезда в Олларию, не случилось. Родился, жил в родовом замке, любил родителей (отца – больше, мать – поменьше, хотя, как «хороший мальчик», не позволял себе задумываться об этом) и сестренок, потерял отца, не вполне тогда осознав случившееся. Осознание пришло позже – с воплями Мирабеллы, рядом с которой неожиданно пришлось стать «герцогом», «взрослым мальчиком», «достойным сыном своего отца», «надеждой Талигойи» и даже – это пугало – «мужчиной». В одиннадцать, двенадцать лет быть мужчиной – страшно. Страшно было, когда у герцогини случались «припадки», попросту говоря – истерики, когда олларовские прихвостни с каменными рожами переворачивали вверх дном весь дом, походя топчась на имени отца... Страшно было, когда малютка Айри задыхалась у него на руках от проявившейся неожиданно и так некстати наследственной болезни, а мать только плакала и ничем не могла помочь. А потом Ричард и сам слег, заболев после очередного ночного бдения, коленками на ледяном каменном полу... Тогда, помнится, ему было страшнее всего – когда ком вставал в горле, и в глазах темнело оттого, что нельзя ни вдохнуть, ни выдохнуть, и страх вцеплялся паникой в сердце, и тряс, тряс... да нет, это сам Ричард трясся в мучительном ознобе, продышавшись, наконец, и все равно не умея согреться под тяжелыми холодными одеялами. Тогда он как-то, после очередного приступа, прохрипел матери: «Лучше бы я умер уже...». И вздрогнул от первой в своей жизни пощечины. Мать хлопнула дверью, бросив на прощание – «Окделлы никогда не были трусами», а Ричард лежал, забыв плакать, и думал с мрачной обреченностью, что теперь, наверное, совсем не любит маму. Правда, у него хватило ума никому об этом своем открытии не сказать.
Дальше было много дней и месяцев. То лучше, то хуже, то лето, то зима, начались уроки, короткие верховые прогулки на короткохвостых мохнатых лошадках, которых Дик про себя почитал лучшими существами во всей Кэртиане, утренние тренировки на рапирах, которые – с каждым разом, с каждым успехом все больше – наполняли душу звенящим и волшебным «я все могу»... Ричард с природным простодушием наслаждался жизнью, как мог. Ему даже было хорошо. Но счастье, что никому не пришло в голову спросить мальчика, счастлив ли он – это, должно быть, заставило бы его невесело задуматься...
А Дик рос, и совершенно не думал ни о Талигойе, ни об узурпаторах, ни о Людях Чести и их подлых врагах... не хотелось. Пока не пришло время собираться в Лаик. Матушка долго страдала и сомневалась, пока, наконец, с мрачной решимостью не объявила, что полностью перекладывает это решение на плечи старшего мужчины в роду – то бишь дядюшки Эйвона. Старый Ларак решил в пользу Лаик, конечно. И началось... Беседы утренние, беседы послеобеденные, беседы вечерние, наставления, поучения, советы, наказы... Дик внимал с обреченностью приговоренного и верил, безоговорочно верил всему – а как иначе? В Олларию ощутимо не тянуло, благодаря многим и многим часам запугивания и нагнетания столица представлялась эдаким клубком копошащихся то ли змей, то ли червей, а то и вовсе странных, только в трактатах виденных тварей – ызаргов. И над всем этим, как квинтэссенция подлости и злобы, возвышался Рокэ Алва – почти мифическая фигура, потомственный предатель, подлец, негодяй и убийца... Убийца отца. Ричард еще в детстве не раз просыпался в холодном поту, выныривая из кошмарных снов, где за ним приходило это существо, не то Леворукий во плоти, не то Тварь Закатная, не то вовсе – мармалюка. Теперь, конечно, все было прозаичнее. Была столица, был король-узурпатор на троне и два его ближайших пособника – Рокэ Алва и Квентин Дорак, самозваный кардинал. Убийца и интриган. Негодяй и подлец. Два крыла Зла в Талигойе, которую они трусливо обозвали Талигом. Дик уже знал, какова будет цель его жизни... Для этого нужно было всего ничего – немного подрасти... Дик был готов ждать.
@темы: Это я?! Черт возьми, mon amie!, рыцари, которые говорят "НИ!", Отблески Этерны
Няшечка))
Только всё-таки решение отправить сына в Лаик приняла Мирабелла, Эйвон был против, но герцогиня настояла. Это если по канону. Хотя у нас тааакое ау...))
Где он водится?