If we can't have it all Then nobody will || A star is born You start to fall
Нет, я всегда была в курсе, что байронически чуткий сон - не моя добродетель. Привыкши, когда есть возможность, все делать с максимальным кайфом, я если уж СПЛЮ... Ну, половина суток - в самый раз, но можно и побольше. В зависимости от сна. дурдомСон мне нынче снился дивный своим богатством на сюрпризы. Жили мы в огромном коттедже на берегу озера. Сначала (ну, после нас, разумеется) в нем появился мой обожаемый школьный математик, потом Валентин Придд (по снам моим он шастает частенько, кстати), потом пришел альмиранте, обозрел фигуру математика (баскетболист под два метра ) и повел его куда-то - то ли меряться, то ли в команду проситься. Ну, уверена, Павлик не сплошал. Вальхен свалил ловить рыбу, девчонки - куда-то в лес, я осталась одна (нет, потом еще Кристабель через крышу приперлась, интересно, кстати, почему)... И вот, в дом начинают ломиться. Сначала мы не понимаем, кто, потом видим отдельных нападающих. Напротив окна зависает Штанцлер на метле. Поверьте, это страшно! В двери барабанят, срабатывает сигнализация, почему-то воющая "Due Angeli"... Я ее пару раз вырубаю кулаком, потом плюю. Баррикадируем двери... И тут я просыпаюсь. У подушки той самой песенкой надрывается телефон. "Мама" - сообщает он мне вежливо. Ну, мама так мама. Поднимаю трубку... - Ты в своем уме, бабушка уже сорок минут звонит в дверь, кричит, в окна барабанит, в стены стучит!! Тебе звонят по всем телефонам! Все с ума сходят! Дооборонялась. Добровольно впустила в дом гибрид Катари, дядюшки и Штанцлера, причем от дядюшки там меньшая часть... В процессе истерики были высказаны предположения по поводу моего неестественно крепкого сна: - я сумасшедшая - я, скотина такая, не спала, а не пускала ее специально - я больна и мне надо к врачу - компьютер зохавал мой моск (не спрашивайте, каким образом это относится ко сну, это просто больная тема) - я ночью не спала (видимо, совершала кровавые обряды в рамках поклонения холодильнику, который тоже зохавал мой моск, ибо моск мой - взбесившееся мороженое) - я даже во сне ее ненавижу! - она сошла с ума (тут я уже почти согласилась). Весело живем
If we can't have it all Then nobody will || A star is born You start to fall
Приехала... Москва, я тебя люблю. Ты теееплая. Кажется, Айя или Ян как-то говорили, что Москва, в отличие от Питера, не радуется, когда ты в нее возвращаешься, не встречает. Так меня - встречает. Подсовывает необыкновенные лица, уличных музыкантов и хорошие воспоминания. Я люблю этот город, как бы то ни было.
If we can't have it all Then nobody will || A star is born You start to fall
А гусь замерз и летит на Йух, то бишь, прется в автобусе домой (хм, домой ли?) в Москву. Хочется пить, спать, приехать и обратно. А еще хочется Нового Года. несвязное-мечтательное-мурчательноеТо бишь, Зимнего Излома. Чтобы с Вальдесом вокруг костра, а снег - блестит, как звезды и как его глаза. И ветер пахнет хвоей, пламенем и снегом... Чтобы лежать на снегу и смотреть в необъятное небо, слушая хрусткую тишь, которая бывает только зимней ночью. Чтобы все, даже те, кто ушел и кто не нашел дороги, были дома. А дома - это там. Чтобы у них в доме, в углу гостиной, поставили большую - ее притащит альмиранте, весь в снегу и без шапки - разлапистую елку, и чтоб каждый, даже дядюшка Везелли, притащил на нее что-нибудь свое из своей берлоги. Там будет олень с необыкновенно черным для Рождества носом и золотые фульгаты, алые банты и прозрачные стеклянные эвро. И обязательно маленький сиреневый спрутик, которого Арно все время будет подвешивать на самую верхушку. А мы будем сидеть на ковре между елью и камином и пить чай с корицей из больших глиняных кружек. Ротгер будет хитро улыбаться, как будто задумал что-то, а потом выяснится, что он подговорил Аларкона переодеться Астрапом, а Валентина - Ундом. А Арно надулся, и совершенно зря. А потом альмиранте будет со зловещим-презловещим лицом рассказывать страшные истории. А Вальдес перебьет и расскажет про Зимнюю Рыбалку. И мы будем смеяться до слез, воображая прыгающего по тающему льду вокруг проруби Астрапа, сердитого Анэма, пытающегося натаскать свою ласточку на рыбу, сосредоточенного Лита и довольного, как кот, Унда... Валентин будет отогреваться и оживать на глазах, а Арно станет наблюдать за ним - виданное ли дело! - с радостью и... нежностью? Руперт придвинется ближе к Берто Салине и можно будет услышать, как марикьяре с самым заговорщическим видом что-то ему втолковывает. Старик фок Варзов, еле вырвавшийся на пару дней, расскажет немножко - самую малость! - о тех далеких днях, когда Росио Алвасете был его оруженосцем, и Рамон, заслушавшись, забудет и про остывший чай, и про Излом. А Ойген один единственный раз взглянет на меня из-за плеча Жермона потеплевшим взглядом, и мы сразу и навсегда, кажется, поймем друг друга... А потом, уже под утро, когда истории кончатся, я привычно потеряюсь в любимых сияющих глазах и мы наконец поймем, что можно вполне обойтись и одним одеялом...
ЗЫ. Считаю нужным пояснить - вообще-то Амока мы нежно любим и за задницу тоже, ибо, как считаем не мы одни, она прекрасна. А хамски гоним просто от избытка позитива в организме)))))
тому, кто выдержит до конца - няшка и медаль "За мужество"
З.Ы. - оттуда же Долго-долго, пока черные дыры наших глаз не встретились и не закрутились гигантской воронкой. Гигантской черной воронкой из ядовитых лепестков розы ветров, зеленой и сиреневой. Таких цветов в природе и не бывает. Это цвет крыльев ангелов из преисподней
If we can't have it all Then nobody will || A star is born You start to fall
Название: О кровной вражде и снежных бабах. Авторы: Отстаньте, Вальдес! и Kristabelle aka Суза&Муза. Бета: а мы вообще тут альфа и дельта. Пейринг: не пейринг, а кровная вражда! Рейтинг: ХЗ Жанр: стёб, сюр, бред, изврат, короче, стандартный набор. Саммари: Похождения бешеного пломбира... Отказ: Ни одна баба не пострадала. Размещение: желательно предупредить авторов, прежде чем куда-то тащить.
А под морем снегом... Вдоль берега Хексбергского залива чинно шествовал Олаф Кальдмеер, по случаю сытного обеда настроенный до крайности меланхолически... В десятке шагов за ним, постепенно сокращая дистанцию, на цыпочках крался Ротгер Вальдес, которому обеда не досталось, и потому настроение его было далеко не философским. Однако оба адмирала были бы изрядно удивлены, увидев, что за ними, в некотором отдалении, неотступно следует нечто, что вернее всего было бы назвать сугробом. Сугробом с глазами. Очень печальными... Дело в том, что... - Ротгер, подожди!.. – сугроб обладал слегка приглушенным, осипшим, но весьма сварливым голосом. Дело в том, что Курт Вейзель, ротгеров дядюшка, по привычке совершая послеобеденный моцион и неосмотрительно приблизившись к скату крыши, пережил очень неприятную встречу с внезапно покинувшим ее снегом. Плотным, тяжелым, мокрым снегом... - Ротгер Вальдес, услышишь ты меня сегодня или нет?! Ротгер Вальдес не слышал. Сугроб тяжело вздохнул, моргнул глазищами и стремительно пошел на сближение... Бешеный крался так тихо и был так сосредоточен на этом процессе, что подозрительное сопение и шуршание за спиной услышал лишь, когда до воинственной кучи снега оставалось около метра. Знаменитая реакция не подвела – мгновенно отскочив в сторону, Ротгер предоставил сугробу воссоединиться с близкой по духу стихией – то бишь Ледяным... С маневренностью у сугроба было не очень, с тормозами – ещё хуже, а потому меланхолии Олафа суждено было развеяться не самым приятным образом. Понятно, что против движущейся (а точнее, уже катящейся) на крейсерской скорости снежной кучи у Кальдмеера не было шансов, так что в результате столкновения сугроб увеличился вдвое и слегка сбавил скорость. Изнутри раздался протестующий вопль. Потом еще один. Сугроб содрогнулся и резко изменил направление... Лицо Вальдеса озарилось пониманием. - Кажется, мне повезло быть счастливым свидетелем завершения многовековой кровной вражды... – задумчиво протянул Бешеный. - ЧТО?! – раздалось из сугроба. Затем последовало крайне бурное копошение, в результате которого сугроб, уже принявший форму не очень трезвого шара, подкатился к самым ногам Вальдеса. Глаз у шара больше не было. - Ротгер... – донесся из его недр задушевный голос, - тебя не смущает, что мы с господином Кальдмеером... находимся в несколько неестественной для человека среде? - Ну, для кого неестественной, а для господина Ледяного, пожалуй, вполне привычной. Дядюшка, а у вас разве нет при себе саперной лопатки? А каких-нибудь петард локального масштаба? Сугроб угрожающе покачнулся. - Ротгер, ты не собираешься проявить уважение к старшим?! - Если я не ошибаюсь, господин сугроб, вам на данный момент не более суток... или я чего-то путаю?.. Из сугроба донеслось сдавленное рычание. Вальдес не впечатлился. Тогда сугроб решительно и целеустремленно покатился вперед. Впрочем, где там у него был перед, Вальдес был не уверен. По крайней мере, его невольные пассажиры точно не видели, что их маршрут в самое ближайшее время будет пролегать... - ВАЛЬДЕС!!! - Кажется, ваша невозмутимость, Олаф, дала трещину... – заметил Вальдес, провожая взглядом стремительно уносящийся под откос и все растущий в объемах шар. Следует заметить, что двигалось вопящее и придавлено ругающееся нечто прямиком на Хексберг.
Альмиранте был удивлен. Нет, шкафы на него, конечно, уже падали, и потолки рушились, было дело, но это... Заставляя прохожих с воплями отскакивать к стенам домов, по улице неслось НЕЧТО. Нечто было более всего похоже на гигантский мутировавший снежок-убийцу. В шагах двадцати за упомянутым чудовищем, заплетаясь в ногах, летел Вальдес, во все горло вопя: - Дорогу! В стороны! ЛОЖИИИСЬ! Альмиранте, не обращайте внимания, это моя снежная баба сбежала! Снежная баба, опровергая все неписанные каноны, громко материлась охрипшим мужским голосом, даже двумя. Альмиранте пожал плечами и занял оборонительную позицию. Улица замерла, с трепетом ожидая столкновения гигантов. Ну, настоящий марикьярский мужик, как известно, бабу – тем более, снежную, – на скаку остановит и в замерзшее море войдет, так что снежку-переростку ничего не оставалось, кроме как благоговейно замереть в объятиях Альмейды. Улица выдохнула с облегчением. Рамон отлепился от сугроба и, приподняв бровь, заметил: - Раньше, Ротгер, от тебя, вроде, сбегал только дядюшка... Скажи на милость, ЧТО ты делал с бедной бабой, что она сначала развалилась на части, а потом дезертировала? Тихое возмущенное сопение, сменившее азартную ругань, заставило Вальдеса нервно хихикнуть: - Видите ли, альмиранте, в данном случае разница невелика... – протестующее мычание, - Ну, то есть, велика, конечно, в целый центнер льда и полтонны снега... - ЦЕНТНЕР?! – шар яростно затрясся. - Ну, а сколько?.. И вообще, я округлил. Точнее, вы сами округлились, адмирал цур зее... на наших-то харчах, – мстительно добавил Ротгер. Альмиранте хотел уже усомниться в целостности собственного рассудка, но тут из шара раздался невозмутимый и до невозможности знакомый голос: - Видите ли, господин Альмейда, я шел... - Шел, шел, и тут на него напал сугроб. Бешеный. - Ротгер, ты ешь снег?! - Ну, мой обед ведь съел вот этот господин, - Вальдес обвиняющим жестом указал на злополучную кучу снега. - Кто из них? – Альмейда старался сохранять приличествующее адмиралу спокойствие. - Да этот... центнер бешеного пломбира... - Ротгер, я обиделся, - на этот раз голос был на редкость холоден и невозмутим, - Более того, я приму меры. Я тебе больше НЕ дам... - Кхе-кхе! – кишение изнутри стало отчетливее. - Не мешайте, господин Вейзель! Так вот, Ротгер, я больше не дам тебе своих резиновых гусят!! - Альмиранте, поднимите вашу челюсть, это всего лишь неумелый шантаж... – Ротгер был невозмутим, - Олаф, а как ты относишься к химическим экспериментам? Дядюшка, вы же не против использования вашего набора... в мирных целях? Вам же он все равно пока не нужен! Тут к живописной скульптурной группе, состоящей из офигевающего Рамона и препирающегося с гигантским снежком Ротгера, подгребло новое действующее лицо. Руперт фок Фельсенбург уже битый час безуспешно разыскивал своё невесть куда угулявшее начальство. - Ух ты! – восхитился он при виде шаровидного сугроба устрашающих размеров. – Вальдес, а чем это вы тут занимаетесь? - Ротгер себе новую бабу нашёл, - туманно сообщил Альмейда, косясь на снежный шар. Шар протестующее выругался, да так, что Руппи покраснел. - Ничего подобного! – возмутился Бешеный. – Это альмиранте в снежки играет! Вот... попал! - Мы ещё обсудим, кто тут попал... – отозвался шар. - Ротгер... а кто там?! – услышав явно знакомый голос, Руппи забеспокоился. – И... где мой адмирал?! Вальдес ухмыльнулся: - Соскучились по начальству? Тогда я бы посоветовал вам сбегать в дом за совочком и приступить к раскопкам прямо сейчас, пока оно окончательно не отморозилось. Руппи побледнел было, однако быстро опомнился и припустил в сторону дома. - Мой адмирал, я сейчас! Сугроб, как показалось Альмейде, облегченно вздохнул. Потом ядовито произнес: - Я-то оттаю, а кто-то у нас тут хронический отморозок... да, Ротгер? - Да, Олле... – промурлыкал Вальдес. – Кстати, не мог бы ты этого отморозка нейтрализовать на ближайшую... ну, скажем, неделю? - Да... да что вы себе позволяете?! - Олаф, ты уже? – восхитился Вальдес. - Нет, я еще не... Ой! Господин Вейзель, имейте совесть! - Нет, господин Кальдмеер, это вы имейте совесть! - Олле, ты помнишь, кто у нас тут ходячая мораль и вообще?.. Вот и имей! Когда вернулся запыхавшийся Руперт, Вальдес с Альмейдой уже совершенно непристойно ржали, сложившись пополам, а сугроб, кажется, потерял половину своего объема. Однако начать раскопки было затруднительно, ибо взбесившийся комок, не замирая ни на секунду, носился между рыдающими моряками, издавая воинственные вопли. Руппи прыгал вокруг, пытаясь его урезонить: - Судари... Мой адмирал... господин Вейзель... да постойте же вы! В конце концов он как-то ухитрился прицелиться и вонзил совочек прямо в гладкий белый бок с такой силой, что шар раскололся. На две равные половинки. - Вылупились, - констатировал Альмейда. - Ага, - обрадовался Вальдес, - Руппи бежал, совочком махнул, баба упала и разбилась... - В споре рождается истина! – просиял Руперт, обозревая поднявшихся из руин белого чудовища кровных врагов. Враги имели вид помятый и обледенелый и явно не стремились возобновить сражение. - Ротгер, это ВОЗМУТИТЕЛЬНО! – возопил дядюшка. - Конечно, возмутительно! Вы, дядюшка, обманом затащили в свой сугроб моего... нашего адмирала цур зее, а потом еще и агрессивно помяли его! - Кто еще кого помял, - фыркнул Кальдмеер. - Так, хорош спорить, – вмешался Альмейда, – мне тут только простуженных не хватало! Быстро домой и греться! А тому, кто чрезмерно обледенел – еще и оттаивать.
Грелись горячим бульоном, чем все участники событий, изрядно уставшие от неизменного глинтвейна, были крайне довольны. Только Олаф, уже поднимаясь из-за стола, мстительно заявил: - А гусят я тебе все равно не отдам. Вальдес лишь загадочно улыбнулся: - Берто, ты не расскажешь нам, из чего был сварен этот замечательный бульон?..
If we can't have it all Then nobody will || A star is born You start to fall
Название: Про девочек и девочек. Автор:Отстаньте, Вальдес!, оно же Liahim. Бета: как всегда, от непосредственных обязанностей отлынивает. Пейринг: Олаф/читать дальшесами разбирайтесь. Рейтинг: до PG-15 я, кажись, дотянула, до R - не очень... Жанр: изначально задумывался стеб, но я, как всегда, умучалась до романса с элементом хьюмора))) А еще в наличии, как всегда, ЮСТ и насилие Саммари: Мечты сбываются? Отказ: Мы все вернули на свои места! кроме собственной крыши Примечание: для, по причине а также при содействии Kristabelle. Размещение: желательно предупредить авторов, прежде чем куда-то тащить.
Как много девушек хороших, Как много ласковых имен, А мне досталась с мерзкой рожей И гнусным именем... Рамон
Мужчина! Мужчина, Олаф! Противник, подданный вражеского государства, молодой, привлекательный, любимец женщин... А кто-то, видно, совсем уже выжил из ума, если позволяет себе подобные мысли. Нет, ладно еще талигское подданство, ладно возраст, и не с такой разницей существовали счастливые пары, но военное положение, но пол, в конце концов! Ледяной отогнал навязчивое желание постучаться головой о полированную поверхность стола и решительно захлопнул тетрадку. Синяя, как адмиральский китель, кожаная обложка с вызывающе-черной прострочкой ему не нравилось, но других тетрадей в доме вице-адмирала, кажется, не водилось. Мысли помимо воли возвращались к наболевшему. Олаф не привык скрывать от себя собственные чувства, но это, кажется, было слишком. "Нет, ладно еще, была бы у него сестра... Такая же смуглая, гибкая, черноглазая... своенравная... дикая..." - Олаф покраснел, чего не случалось с ним уже по меньшей мере лет тридцать. Урезонить разбушевавшееся воображение не получалось. Ну как мальчишка, ей-создателю! И ладно бы еще только воображение. Тело, кажется, принципиально не соглашалось с обидной характеристикой "старый и страшный". По-крайней мере, первое оно успешно опровергало уже с неделю, весьма активно откликаясь на присутствие Вальдеса. Олаф сначала недоумевал, потом возмущался, потом, наконец, запаниковал, но сделать ничего не мог. Оставалось только покорно терпеть и проявлять чудеса самоконтроля, когда Вальдесу внезапно приспичивало, к примеру, присесть на подлокотник адмиральского кресла или заявиться среди ночи, завернутым в одеяло, и провозгласить, что "такой ночью он просто не может спать в одиночестве".
Вальдес уже давно свыкся с мыслью, что он - бешеный-прибешеный, и прекрасно отдавал себе отчет в том, что человская натура весьма непредсказуема. Но даже с учетом этих факторов он здорово удивился, осознав, что ухитрился влюбиться - в кого бы вы думали? - в непонятного, непохожего, чужого, холодного... Ледяного. Впрочем, Ротгер всегда умел философски относиться к превратностям судьбы, а потому особенно не заморачивался этим фактом. Просто стал немного...немного дольше оставаться в комнате Олафа за бокалом вина, немного чаще заговаривать с пленными-гостями, немного пристальнее смотреть, немного внимательнее слушать... Не зря, ой, не зря ходили слухи, что согрешила Вальдесова бабушка с астэром - стоило присмотреться, и Бешеный заметил все - и обжигающие взгляды исподтишка, и сжимающиеся в замок руки, и полувздох-полурык каждый раз, когда за ним захлопывалась дверь. Впрочем, Олаф молчал. Молчал и этим напряженным молчанием, кажется, постепенно замораживал даже воздух, которым дышал. Вальдес бесился, но дотрагиваться не решался - может, инстинкты, может, печальный опыт, когда он в детстве на спор лизнул на морозе отцовский кинжал...
Кэцхен уже пятые сутки как потеряли покой. Их любимец уже пятую ночь проводил где угодно, только не с ними. В кабаках, в комнате за бутылкой вина, у своего альмиранте, даже - виданное ли дело?! - на пустых темных улицах, неприкаянно шатаясь от площади к площади. Они пытались отвлечь его, да, пытались, они пели ему, они целовали его исподтишка, взъерошивая вороную копну волос, они спрашивали - что случилось, почему ты забыл нас? Конечно, он не отвечал. Но кэцхен все видели и сами, стоило взлететь повыше, и они явственно ощущали волну весьма схожих эмоций - чужак тоже тосковал. Кэцхен были возмущены глупостью смертных, и ладно еще северянин, замороженный в рамках своих глупых приличий, но их Ротгер, их Ротгер... Впрочем, не в их правилах было вмешиваться - может, все же, поймут эти смешные люди, что любовь и танец - превыше и долга, и приличий, и всего вообще... Но дни шли. Однажды кэцхен, спустившись к самому окну Ледяного, услышали нечто новое, от чего расхохотались и смеялись, кажется, до самой Хексберг. Сестра! У Вальдеса! Горазды же смертные обманывать сами себя... Смех их еще долго серебряными колокольчиками разносился над ночными улицами, пока наконец не настиг Вальдеса у по случаю зимы прикрытого досками фонтана.
- Глупый! - ...глупые... - Оба!.. - Ты же хочешь?.. - ...хочешь ведь! - И он... - ...хочет! - Боится! - Вы оба... - Боитесь! - Мы вам... - ...поможем! - Да, поможем... - Приготовься! - ...к тяжелому дню... - ...открыть ему... - ...глаза! - Прощай! - Прощай... - ...любимый... - ...удачи! Вихрь налетел внезапно, оглушил, ошеломил даже привычного к играм девочек Вальдеса, оставил приходить в себя на холодной заснеженной мостовой. Бешеный несколько раз судорожно вдохнул холодный воздух, зашипел, когда в нос попал колючий, смешанный со льдинками снег. Доигрался. Кэцхен нельзя было обижать, нельзя, а он, дурак, размяк, как последняя девчонка... Забыл обо всем... Попытался подняться на ноги - тело совершенно не слушалось, а холод камней уже пробирал до самых костей... Надо встать. Руки и ноги были как чужие, и Ротгер, с трудом сев, мотнул головой, стряхивая забивший волосы снег. Каково же было его удивление, когда по физиономии его чувствительно хлестнули обледеневшие длинные - аж до пояса, твари закатные! - пряди. В голову вице-адмирала закралось Очень Нехорошее Подозрение. Ну просто ОЧЕНЬ НЕХОРОШЕЕ. Настолько нехорошее, что он собирался с духом минимум пять минут, прежде чем, выдохнув, бросить взгляд вниз, на руки... и не только руки. Улицы ночного города сотряс нечеловеческий вопль, завершившийся очень длинной тирадой, состоящей сплошь из неповторимых и непереводимых, очень образных выражений на чудовищной смеси марикьярского и бергерского диалектов. Впрочем, выразительность тирады сильно пострадала от того, что голос, осчастлививший хексбергцев подобным шедевром устного народного творчества, был чудной мелодичности женским сопрано. Вальдес скривился и сплюнул. Выразив таким образом свое отношение к самоуправству некоторых особо наглых полубожественных созданий, он довольно быстро взял себя в руки и успокоился. Кэцхен ничего не делали просто так, это он знал доподлинно. Девочкам что-то было нужно...от него. А значит, надо было обязательно вспомнить, что они говорили... Надо было, да только не получалось. Видимо, придется соображать своими силами, но сначала необходимо было подняться таки с ледяной мостовой и добраться до дома... До дома? Бешеный нервно хихикнул, вообразив себе физиономию дядюшки, который сейчас обязательно сидит в гостиной, дожидаясь его, Вальдеса, на самой выгодной позиции, дабы отловить и прочитать неизменную мораль на тему неуместности поздних прогулок и - того хуже - пьянок. Возможно, это было бы забавно, но что-то - знаменитая интуиция? - подсказывало Ротгеру, что скандал устраивать не нужно. А в том, что ночное появление незнакомой особы женского пола, одетой в вице-адмиральские шмотки и называющей себя Ротгером Вальдесом, повлечет за собой истерику впечатлительного дядюшки и последующий скандал, Вальдес не сомневался. Следовательно, идти домой было нельзя. Пораскинув мозгами, Бешеный понял, что лучший вариант - альмиранте. Да, определенно, Рамон не станет устраивать истерик, а это дает шанс на то, что он выслушает, поверит и даже поймет. Кое-как, путаясь в ногах, волосах и поминутно возмущаясь величиной отведенного ему бюста, он добрался до знакомой двери и привычно шарахнул с ноги по возмущенно ухнувшим доскам - и в следующее мгновение с шипением запрыгал на второй, считая разлетаящиеся перед глазами искры. Боль была до крайности неприятная, а добавило оптимизма то, что встать на ногу теперь было крайне затруднительно. Как же, кошки закатные, хрупок женский организм! Небось, и кулаком по стене как следует не шарахнешь, душу не отведешь... Печальные размышления прервала распахнувшаяся наконец дверь и сонный голос Рамона Альмейды, теперь возвышавшегося над Ротгером, как Хексберг возвышается над гаванью. Нет, Альмейда всегда был парнем длинным, даже очень, но не на три же головы! Лицо альмиранте, по мере того, как он выхватывал из темноты все новые детали внешности ночного гостя...точнее, гостьи, постепенно вытягивалось. Наконец он набрал в легкие воздуха и проговорил: - Эреа...чем могу помочь? Вальдес вскипел мгновенно... Встать, даже мысленно, на место Альмейды он был сейчас неспособен, а потому прорычал: - Эреа?! Рамон, ты ОСЛЕП?! Какая, якорь тебе в задницу, эреа?! - с этими словами он в не слишком приличном жесте продемонстрировал непосредственному начальству знаменитый перстень с изумрудом, украшающий средний палец. Вид собственного пальца неожиданно очень смутил Ротгера - да какого пальца, пальчика! Широкий мужской перстень болтался на изящной девичьей ручке, удивительно, как только он не потерял его... Лицо Рамона приняло такое выражение, что Вальдесу даже стало его немного жалко. Он дружески похлопал, видимо, находящегося на грани нервного срыва адмирала где-то в районе локтя, так как до плеча просто не доставал. Альмейда дернулся и посмотрел как-то затравленно. - Ну, Рамон, спокойно, как тебе еще доказать, что это я, а не закатная тварь и не решившая подшутить кэцхен? Кстати, о кэцхен. Когда я верну себе нормальный облик, я не знаю, что сделаю с этими паршивками...а пока что, может, пропустишь меня внутрь? Я замерз. Из-под длиннющих черных ресниц на альмиранте умоляюще воззрились такие знакомые, но еще более огромные черные глазищи. Альмейда молча посторонился, и странное существо уверенно, правда, немного прихрамывая, проскользнуло внутрь дома. Определенно, это следовало запить, и Рамон уже хотел было направиться к заветному шкафчику, но, войдя в гостиную, буквально остолбенел на пороге: упомянутое существо, которое язык не поворачивался назвать Ротгером, но которое, определенно, являлось носителем того же бешенства, восседая на подлокотнике адмиральского кресла, хлестало касеру из горла. Завидев альмиранте, оно милостиво указало ему бутылкой на второе кресло и нежным голоском заявило: - Не знаю, как ты, но я намерен немного согреться...сам видишь, одежда на мне не очень зимняя... Альмейда обвел взглядом изящную фигурку и произнес многозначительное "Кхм": расстегнутая по старой вальдесовской привычке свободная рубаха обнажала явно больше, чем могла себе позволить минимально благовоспитанная девушка... - Да чего ты так уставился? - Вальдес проследил за взглядом Альмейды и тоже произнес "кхм...", правда, скорее озадаченно, нежели многозначительно. - И что мне теперь, тебя смущаться?! - в голосе Бешеного явно слышался вызов, - Или, может, я стал слишком соблазнителен, и ты боишься не удержать себя в руках? Наглость подействовала на Рамона отрезвляюще - кажется, он наконец осознал, что перед ним не Оставленная и не выходец, а его обожаемый подчиненный, правда, в несколько... необычном виде. Потому он достал вторую бутыль и плюхнулся в кресло. - Не забывайся. - А, знаешь ли, последние события к этому явно располагают... - Я тебя сейчас расположу... Где-нибудь за входной дверью. - А почему не прямо на столе? - самый невинный взгляд из-под густых ресниц - Я что, все же недостаточно соблазнитель...на? Или ты просто предпочитаешь... Что предпочитал Альмейда на взгляд Бешеного, осталось не ясным, ибо в данный момент альмиранте предпочел, одним тигриным движением оказавшись возле Вальдеса, схватить того за грудки и, приподняв над креслом, прорычать: - Так не терпится узнать, что я предпочитаю? Или, может, хочется, раз уж выпал случай, отведать _все_?.. Вальдес ответил не сразу, он был слишком ошарашен - не столько ожидаемой вспышкой адмиральской ярости, сколько бесконечной хрупкостью и немощностью своего нового тела, не позволявшей даже попытки к сопротивлению. - Ладно, молчу, молчу... - произнес наконец он почти виновато, - Только отпусти, висеть неудобно... Спустя полчаса Альмейда совершенно остыл и был посвящен во все тонкости дела. А именно: 1. Нынешняя внешность его вице-адмирала - заслуга ротгеровых девочек. 2. Это ненадолго, главное сделать то, что они хотят. 3. Ротгер до ужаса влюблен в Олафа и подозревает, что все это каким-то образом связано с ним, ибо все-таки вспомнил, что кэцхен на прощание пожелали "открыть ему глаза" и удачи. Закончив свою пламенную речь, Вальдес последний раз взмахнул руками, не удержал равновесия и свалился в кресло. Спустя несколько секунд до Альмейды донеслось мирное посапывание... Рамон хотел было ляпнуть что-нибудь глубокомысленное вроде "разучилась пить молодежь", но вовремя сопоставил факты и понял, что виной возмутительной невыносливости Вальдеса было все то же злополучное женское тело. Тяжело вздохнув, альмиранте осторожно подхватил уже крепко спящее создание на руки и оттранспортировал его в гостевую спальню. К его чести, он почти даже совсем не обращал внимания на полностью распахнувшуюся рубаху. Но раздеть гостя...гостью так и не решился.
К утру у Альмейды уже был готов простенький, но довольно удачный план: он представит Вальдеса приехавшей с Марикьяры скольки-то-там-юродной сестрой того же самого Вальдеса, объяснив временное отсутствие оного...ну, внеочередным рейдом, к примеру... Свои ребята все поймут и не будут задавать лишних вопросов, а Кальдмеер, из-за которого весь сыр-бор, глядишь и поверит... Оставалось озаботиться приличествующим случаю гардеробом... Вальдес вплыл - иначе не скажешь - в столовую к концу завтрака. Вид его был не чета вчерашнему - шикарные угольно-черные волосы чуть ниже пояса аккуратно расчесаны и рассыпаны по плечам и спине мягкой волной, очаровательное смуглое личико приняло вполне приличное выражение, рубашка бережно расправлена и прикрывает все, что должно... Даже походка, кажется, стала легче и плавней. Обозрев это великолепие, альмиранте решительно заявил: - Ротгер, тебя же должны как-то звать... Ну, надо придумать тебе временное женское имя! - Только попробуй обозвать меня Роситой, - осклабился "Ротгер", однако, не растеряв своего очарования. Рамон попробовал было зарычать, но протестующий жест Вальдеса заставил его успокоиться. - Все, все, я больше не буду, честно. Считай, что это такая защитная реакция и вообще, меня мучит комплекс неполноценности! Давай назовем меня Раймундой! Послушай, как звучит - Раймунда Вальдес! - Отвратительно звучит... - добродушно фыркнул Альмейда. Он, конечно, не поверил, но решил, что ругаться с Ротгером в теперешнем его состоянии как-то неспортивно, - Ладно, Раймунда так Раймунда, - и альмиранте поведал новоявленной госпоже Вальдес свой план. С минуту та сидела, задумавшись, а потом решительно заявила: - Нет, план, конечно, хорош, но я поступлю иначе... В адмиральской голове закопошилось нехорошее предчувствие, но он быстро отогнал его: - И как же?.. - Не надо никакого представления. Я не собираюсь ходить в этой шкуре Леворукий знает сколько. Вдвоем... справимся. Альмейда с сомнением покачал головой - в то, что Ледяной в подобной ситуации плюнет на все и наберется наглости взять на себя инициативу, он не верил... В отличие от Ротгера, видимо, очень довольного своим решением. - М-мм... А что он делает по вечерам?.. - А ты не знаешь? - Альмейда был, мягко говоря, удивлен, - У себя он сидит, что ж ему еще делать... - Отлично... Рамон, мне нужно до вечера незаметно попасть в свою комнату...ну, или в комнату Берто, даже лучше. Он даже поизящнее телосложением будет, родственник Росио, как-никак... Ты сможешь его чем-нибудь занять на весь день? Рамон довольно успешно проигнорировал очередной подкол и ответил: - Ну, можно послать парня инспектировать трюмы всякой мелочи... - Вот и отлично! - полные губки растянулись в довольной улыбке, - А дядюшка? - А твой дядюшка, если ты не в курсе, ждет тебя до второго часа ночи, а потом идет ложиться спать, встает рано и отправляется на оздоровительную прогулку по окрестностям в обществе твоей же тетушки. - Ну просто замечательно... - промурлыкал Бешеный, - просто замечательно... Он не сможет устоять...
Интересно, в какой момент он забыл, куда дел свой бокал? Память не желала подсказывать ответ, а потому пить приходилось прямо из запыленной бутыли, морщась от терпкости напитка. Все та же «Дурная Кровь»... кажется. Определенно, «Темная», которую как-то притащил Вальдес, была ему больше по вкусу, но сейчас Олафу было уже не до придирок к сорту вина. Он пил, кажется, с самого раннего ужина, на котором не было Вальдеса. Просто пришел и откупорил бутылку, потому что не мог, не-мог-не-мог-не-мог больше думать. Будь здесь Ротгер... Олафу было уже глубоко наплевать. На приличия, на долг. Он был рад, что здесь не было Ротгера. Тот бы понял, тот бы простил... Простил. А вот этого слова Олаф бы не вынес точно. Бутылка полетела в стену. Какого Леворукого он тут напивается уж который час, и все равно не может перестать думать?! Кальдмеер бессильно уронил голову на руки. Эхом недавнего грохота прозвучал негромкий стук в дверь. Правильно, адъютант, наверное, беспокоится! Пусть беспокоится... - Со мной все... в порядке. Руперт, - произнес он медленно. - Уверены? – мелодичный женский голос – совсем близко! – буквально подбросил Олафа в кресле. Он резко обернулся и встретился взглядом с девушкой – ему стало страшно – с девушкой, как две капли воды похожей на ту, что он выдумал в безуспешной попытке обмануть себя. Все верно, Олаф, допился до галлюцинаций... Стыдно, право. Меж тем видение лукаво улыбнулось и пояснило: - Дверь была незаперта... Раймунда Вальдес, - представилось оно, отвесив шутливый поклон. - В-вальдес? – Олаф невольно вжался в кресло. - Ну да, Вальдес... Я его сестра – разве не похожа? – девушка рассмеялась, обнажив белоснежные зубки. Еще как похожа... Слишком, возмутительно похожа. Слишком, чтобы можно было поверить, что это не игра затуманенного алкоголем воображения. Тут только Олаф заметил, что на девушке мужское платье. Просторная блуза с богато отделанными кружевом манжетами, узкие черные штаны, изящные сапоги тончайшей кожи... Кальдмеер сглотнул, поспешно отведя взгляд. Сказать, что видение было возбуждающим, значило не сказать ничего. Нет, нельзя было столько пить... - А вы, надо полагать, Олаф Кальдмеер? – не дожидаясь приглашения, девушка уселась в соседнее кресло. Как Ротгер – промелькнуло в голове Ледяного. - Да, я... - Он столько всего успел рассказать про вас по дороге! – договорить Олафу не дали, - Знаете, я таким вас и представляла... – девушка посерьезнела, - Только... только тебе плохо... - А где... Ротгер? – Кальдмеер, казалось, не слышал ее. - Ты его любишь? - Я... его люблю, - послушно повторил Олаф, глядя куда-то за плечо гостьи, - Я его люблю, - прошептал он еще раз, закрывая глаза, потому что больно вдруг стало касаться взглядом вороных локонов. И провалился в ослепительно-черную бездну, когда в следующее мгновение его губ коснулись горячие губы. Распахнул отчаянно глаза и встретился взглядом – с такими черными... такими знакомыми... Ротгер!.. «Ротгер!», - плескалось где-то на грани капитулирующего рассудка. «Ротгер... Ротгер...», - пульсировало болью в висках. «Ротгер...», – вырывалось стоном сквозь стиснутые зубы. «Ротгер...», – сияло в ошеломленно распахнутых серых глазах. Когда с жалобным треском рвалась под железными руками тонкая рубашка, когда полыхнул бешеный, нездешний огонь в знакомых глазах – Ротгер даже испугался. Но не более, чем на мгновение: горячие – какой, к кошкам, Ледяной?! – сильные пальцы не давали шанса ни опомниться, ни передумать...
Было удивительно тихо. Откуда-то влетел неожиданно сильный порыв сквозняка, бросил на лицо спутавшиеся волосы. Комната слегка плыла перед глазами Вальдеса, хотя он даже не притронулся к вину. Они лежали бок о бок на ковре и все никак не могли отдышаться. С губ сорвался хриплый шепот: - Я тебя тоже люблю... Олаф. Я идиот. Олаф открыл слипающиеся глаза и перевернулся на бок. Нет, он уже ничему не удивлялся... Не удивился и тому, что никакой девушки рядом с ним не было: зарывшись по самые уши в длинный ворс ковра, на него взирал Ротгер Вальдес. Самый настоящий, разве что... раздетый. Впрочем, это было уже не важно. Придвинувшись вплотную, Олаф собственническим жестом обхватил любовника поперек груди и практически мгновенно уснул... Перед тем, как последовать за ним, Вальдес успел подумать, что, помимо решения личных проблем, приобрел просто таки незабываемый опыт. Однако возвращаться в чужое тело совершенно не тянуло...
If we can't have it all Then nobody will || A star is born You start to fall
Меня заворожили, приворожили, под руку свели с ума, бережно сняли крышу... ведьмы!.. Танцуй, танцуй, люби, и будет тебе счастье, и станешь ты, адмирал, бешеным... Улыбнись, ради всего несвятого... Живи.
Новый Хот-Фест!!! Добро пожаловать на Хот-фест всея Этерны, эры и эрэа, доры и дориты, таны и фокэа, и прочие приддставители ЭО-фендома ))
Сегодня сообщество официально открывает свои двери. Два дня мы приддоставим вам на то, чтобы подписаться на сообщество и сочинить свои заявки. В субботу, 27-го числа, ориентировочно в 17:00 (возможно, время изменится, но мы постараемся этого избежать), мы откроем первый в истории сообщества прием заявок и закроем его в 19:00 того же вечера. А в первый день зимы мы откроем Круг Ветра!
И да помогут нам Абвении! ))
Подробнее о фесте читайте в правилах сообщества. Баннеры и реклама сообщества рекомендуются к распространению: +100 вам в карму ))