"А что мы не люди что ли" - неофициальный девиз вечернего отделения журфака.

Хээй, готовьтесь к батарее постов про писателей и публицистов. Овер энд овер эгейн.
Когда-то они были знаком светлой общности.
Могла бы – прошмыгнула бы из пункта А в пункт Б одним прыжком, чтобы ни я их, ни они меня. Был бы замечательный компромисс: одним не морщиться от резкого запаха врага, другой не задерживать дыхание, боясь наглотаться душного, тяжкого безумия.
Когда-то все это было светом, трепетало в груди теплым язычком пламени с приходом майских. Светло и радостно было глядеть в лица, никто не оставался неприятным или безразличным, все как будто ходили на сантиметр от земли, и ты – с ними.
В метро в наушниках в коконе розового рюкзака голубых джинс фредди меркьюри в голове. То, что раньше было пылающим цветком в петлице, филиалом пылающего, помнящего сердца внутри, теперь кажется оберегом, билетом, чесноком, спешно, с оглядкой сунутым за пазуху от невидимых, но страшных вампиров. Удивительно сложно становится следить, чтобы сумка со страшным желто-бело-сине-красным значком висела на руке спокойно, не вертясь из огня да в полымя, из стыдливой трусости к вызывающей демонстрации – мир! мир! Мир – не победа. Каждый раз, как в первый, быть вампиром – не по себе.
Воспоминания о поездке на плечах через красно-зеленое, мундирно-цветочное людское море – чугунная каска, чугунное знамя, мраморные кубы с именами городов, цветы, цветы, цветы – одни из ранних, почти несознательных. Парад никогда не был скучен. Утренний подъем сравним с подъемом в день рождения или первого января, с разницей: из них троих этот – бескорыстный. Вместо подарков и конфет – военный оркестр и трепет бдительного наблюдения еще пустой, залитой солнцем площади. Жаркий, солнечный коктейль жизни и смерти, детского исступленного горя и ликования. День Победы Жизни над Смертью.
Жизнь неистовствует в мае, как и прежде, и проходя мимо белоснежной черемухи, можно разрыдаться от нежности и счастья. Можно вдохнуть московский загазованный серый ядовитый сияющий прозрачный восхитительно сладкий воздух и жить, жить, жить, задыхаясь от восторга.
Только вот майский праздник больше не имеет к этому никакого отношения. Скорбь становится скорбью, памятью о миллионах смертей, от которых больше нечем укрыться. О том, что торжествует над смертью сегодня, думать страшно – вместо того, чтобы свежей зеленью прорастать из кладбищенской земли, оно мажет ею лицо и берет оружие.
А черное рыжее черное рыжее черное – каждая полоса как новый удар по лицу.